Уродлива? Она совсем не уродлива! Очень необычная и очень красивая. Рыжеволосая, зеленоглазая, а кожа — белая, безупречная. А глаза! Ни у кого больше нет таких! О, она красотка! Помпей с первого взгляда без памяти влюбился, не успев еще произнести ни слова.

Неудивительно поэтому, что он не замечал других присутствующих в комнате, даже после того как ему их представили. Он подвинул стул к стулу Муции Терции и взял ее вялую руку в свои.

— Сулла говорит, что ты должна выйти за меня замуж, — заявил он, сверкая ей голубыми глазами и белыми зубами.

— Это единственное, что я знаю, — отозвалась она, чувствуя, как антипатия к нему по неизвестной причине куда-то исчезает: он выглядел откровенно счастливым и действительно крайне привлекательным.

— Это Сулла о тебе позаботился, — сказал он, затаив дыхание от радости. — Ты должна признать, что он заботится о личных интересах других людей.

— Естественно, что ты так думаешь, — холодно проговорила Юлия.

— На что ты жалуешься? Он поступил с тобой не слишком плохо по сравнению с другими вдовами проскрибированных, — бестактно удивился влюбленный, не отрывая взгляда от своей будущей жены.

Юлия хотела было сказать, что Сулла повинен в смерти ее единственного ребенка, но передумала. Было известно, что этот довольно глупый человек целиком принадлежит Сулле. Вряд ли у него может быть другая точка зрения.

А Цезарь, сидевший в углу, незаметно разглядывал Гнея Помпея Магна. На вид не настоящий римлянин, это точно. Галл из Пицен: нос курносый, лицо широкое, смуглая кожа. Да и слова он произносит не как римлянин. Это точно. Полное отсутствие утонченности поражало. Крошка Мясничок. Очень подходящее прозвище.

— Что ты о нем думаешь? — спросила Аврелия Цезаря, когда они возвращались в Субуру по полуденной жаре.

— Уместнее спросить, что думает о нем Муция.

— Ей-то он понравился. Намного больше, чем нравился младший Марий.

— Тогда это будет нетрудно, мама.

— Да.

— Тете Юлии станет одиноко без нее.

— Она найдет себе занятие.

— Жаль, что у нее нет внуков.

— В этом виноват младший Марий! — резко отреагировала Аврелия.

Они почти дошли до улицы Патрициев, когда Цезарь заговорил снова.

— Мама, я должен вернуться в Вифинию.

— В Вифинию? Сын мой, это неразумно!

— Знаю. Но я дал слово царю.

— Разве, согласно новому правилу Суллы для Сената, любой сенатор не обязан просить разрешения покинуть Италию?

— Да, это так.

— Тогда сделаем так, — сказала Аврелия с довольным видом. — Ты должен быть предельно откровенным и сообщить всему Сенату, куда ты едешь. Возьми с собой Евтиха и Бургунда.

— Евтиха? — Цезарь даже остановился, изумленно глядя на мать. — Но он же твой управляющий! Тебе будет нелегко без него. И почему?

— Я обойдусь без него. Он родом из Вифинии, сын мой. Ты должен сказать Сенату, что твой вольноотпущенник, который все еще остается твоим управляющим, должен отправиться в Вифинию по своим делам и что ты, как патрон, должен его сопровождать.

Цезарь расхохотался:

— Сулла абсолютно прав! Ты должна была родиться мужчиной. Это так по-римски, утонченно! Открыто объявить им всем, куда я еду, вместо того чтобы наплести, будто я собираюсь в Грецию, чтобы потом меня обнаружили в Вифинии! Ложь всегда всплывает. — Он о чем-то подумал немного и добавил: — Кстати, об утонченности. Вот чего нет у Помпея, так это утонченности, правда? Мне хотелось его ударить, когда он брякнул бедной тете Юлии… О боги, как же он любит хвастаться!

— Думаю, он это делает постоянно, — сказала Аврелия.

— Я рад, что познакомился с ним, — серьезно сказал сын. — Он показал мне, почему пятно на моей репутации может оказаться к добру.

— Что ты имеешь в виду?

— Ничто пока не может помочь ему занять желаемое место. У него есть определенное положение, но оно не так высоко и не столь нерушимо, как он считает. Обстоятельства сложились так, что он вынужден невообразимо раздуть самомнение. До сих пор он всегда получал все, что хотел. Даже жену, намного превосходящую его. И он привык считать, что так будет всегда. Но конечно, так всегда не будет. Когда-нибудь все обернется против него. Урок окажется для него невыносимым. А я, по крайней мере, уже получил урок.

— Ты действительно думаешь, что Муция лучше его?

— А ты разве так не думаешь? — удивился Цезарь.

— Нет. Ее происхождение не имеет такого уж большого значения. Она была женой младшего Мария, потому что ее отец намеренно отдал Муцию сыну «нового человека». Сулла не забывает таких вещей. И не прощает. Он ослепил этого легковерного молодого человека, бедняжку Помпея, родственными связями Муции Терции. Но утаил причины, по которым отдает ее человеку ниже ее по происхождению.

— Хитрец!

— Сулла — лиса, как все рыжие со времен Улисса.

— Тогда очень хорошо, что я хочу уехать из Рима.

— Пока Сулла не уйдет со сцены?

— Пока Сулла не уйдет со сцены. Он говорит, что это произойдет после того, как он проведет выборы — через год после назначения следующих консулов. Может быть, через одиннадцать месяцев, если так называемые выборы пройдут в квинктилии. Консулами на следующий год станут Сервилий Ватия и Аппий Клавдий. Но кто будет через год, я не знаю. Наверное, Катул.

— Останется ли Сулла в безопасности после того, как перестанет быть диктатором?

— Без сомнения, — ответил Цезарь.

ЧАСТЬ IV

ОКТЯБРЬ 80 г. до P. X. — МАЙ 79 г. до P. X

— Ты должен поехать в Испанию, — сказал Сулла Метеллу Пию. — Квинт Серторий быстро занимает всю территорию этой провинции. Метелл Пий посмотрел на своего начальника немного осуждающе.

— Да нет же! — рассудительным тоном возразил он. — У него д-д-друзья среди лузитан, и он очень силен западнее реки Бетис. Н-н-но у тебя хорошие губернаторы в обеих испанских провинциях.

— Ты так думаешь? — спросил Сулла, уголки его губ опустились. — Уже нет! Мне как раз сообщили, что Серторий нанес поражение Луцию Фуфидию, после того как этот дурак навязал ему бой. Четыре легиона! Фуфидий не смог побить Сертория, у которого было всего семь тысяч солдат, только треть которых — римляне!

— Он п-п-привез римлян с собой из Мавретании прошлой весной, конечно, — сказал Метелл Пий. — Остальные — лузитане?

— Дикари, дорогой Поросенок! Не стоят гвоздя на подошве римского сапога! Но оказались способными разбить Фуфидия!

— О… Edepol!

По какой-то причине, которой Поросенок не понял, это вполне пристойное ругательство заставило Суллу громко рассмеяться. Прошло какое-то время, прежде чем диктатор сумел овладеть собой и снова заговорил о Квинте Серторий:

— Послушай, Поросенок, я давно знаю Квинта Сертория. И ты тоже. Если бы Карбон удержал его в Италии, я мог бы и не победить у Квиринальских ворот, потому что еще задолго до этого потерпел бы поражение. Серторий по меньшей мере равен Гаю Марию, а Испания — его старое излюбленное место. Когда Луск выгнал его из Испании в прошлом году, я надеялся увидеть этого никудышного человека мавретанским наемником, чтобы он не досаждал нам больше. Но мне стоило знать лучше. Сначала он отобрал Тингис у царя Аскала, потом убил Пакциана и украл его римских солдат. Теперь он вернулся в Дальнюю Испанию и занимается тем, что разбавляет лузитанами великолепные римские войска. Необходимо, чтобы ты поехал управлять Дальней Испанией — прямо с начала нового года, а не весной. — Сулла взял лист и весело помахал им в сторону Метелла Пия. — У тебя будут восемь легионов! По крайней мере, для восьми легионов мне не придется искать земли. И если ты уедешь в конце декабря, можешь отправиться морем прямо в Гадес.

— Большая команда, — сказал великий понтифик, искренне довольный.

Он был совсем не против уехать из Рима, чтобы принять участие в длительной кампании, даже если это означало, что ему предстоит сразиться с Серторием. Никаких религиозных церемоний, никаких бессонных ночей, полных тревоги: вдруг язык подведет его. Он знал, что, как только уедет из Рима, его заикание исчезнет — так всегда случалось.